Дайте музыки!

— Я никогда ни о чем таком не думал! — сказал 10-летний мальчик, впервые услышав классическую музыку.
— О чем «таком»? — спросили родители.
— О таких серьезных, больших вещах.

Лекторию «Прямая речь» удалось совершить рывок в организации лекций: они собрали полный зал им. П.И.Чайковского на лекцию тире дискуссию по вопросам:

— как и зачем люди слушают музыку?

— что им это дает?

— как звуковая волна превращается в глубокую эмоцию?

— как люди слушают музыку в периоды катаклизмов?

И т.д.

Вопросы, согласитесь, не то чтобы прямо насущные.

А уважаемые спикеры даже не обещали дать точные ответы — они же доктора наук, а не инфоцыгане. И заранее честно признавались, что точных-то пока вообще не существует.

Александр Каплан, Татьяна Черниговская и Ярослав Тимофеев собрались поговорить о музыке с точки зрения восприятия ее мозгом, а Тимофеев еще и обеспечивал дискуссии «сопровождение на фортепиано». И 1500 человек собрались это послушать в понедельник вечером в Москве.

Послушать не пассивно, не устало «после работы», а вовлеченно, с готовностью погружаться и реагировать аплодисментами на сложные тезисы, гипотезы, на Рахманинова и Моцарта, раскатами смеха в ответ на научные шутки и острые моменты спора.

Тот случай, когда хочется поаплодировать самой аудитории.

Мне как раз в жизни стало совсем трудно от слов. От того, что они несут, от того, как с их помощью подменяются смыслы. Стало сложно существовать в их окружении, и тут я поняла, что вовсе не все читают и слушают слова, есть люди, которые целыми днями слушают музыкальные произведения — там гораздо легче спрятаться от реальности. И гораздо легче создать свою, не менее реальную, но более комфортную. И жить себе в ней.

Слова же врут, а музыка же — никогда.

Так что насущным музыкальный вопрос оказался не только для меня. Практика показывает, что слушатели идут не только на лектора, но и на тему. Какими бы громкими ни были имена спикеров, каким бы талантливым популяризатором ни был бы лекторий — тема рулит. И на этот раз она рулила в зале Чайковского. Окунемся в музыку, когда во все остальное окунаться стало тяжело, решили спикеры и с ними полторы тысячи зрителей.

Лекции в зале Чайковского проводились и раньше, но они сопровождали музыку, прилагались к ней. И за 83 года существования славного зала до прошлого понедельника ни разу не случалось, чтобы было наоборот. Но вот случилось.

Представители от науки — психофизиолог и психолингвист — обсуждали с представителем от музыки: да что же такое происходит, когда человек слушает музыку? И, кстати, выяснили, что, как обычно, все происходит в голове у слушателя (причем только у сапиенса), хотя существует и «музыка как таковая» без исполнителя, без тембра.

— Ничего себе, да? — часто говорит Татьяна Владимировна, и зритель понимает, что он задумался о чем-то в первый раз. А это редкое, щекочущее, захватывающее занятие — думать о чем-то первый раз. Понимать, сколько за новой мыслью стоит смыслов, открывается слоев и поводов.

Это ее знаменитое:

— Если человечество исчезнет, музыка останется? А математика?

Не только за ответами, но и за такими вот вопросами просвещенный зритель идет на лекцию. Чтобы думать было о чем-то кроме первичных потребностей, чтобы думать о больших и сложных вещах с удовольствием и восхищением перед загадками мироздания, как это умеют ученые.

— Что мне внутри себя надо напрячь, чтобы сконцентрироваться на музыке? А концентрироваться вообще-то трудно.

О, это проблема концентрации! Проблема не только современного человека, как заметила Татьяна Владимировна. А мы-то думали...

Она настаивала, что музыка — это другой язык, а Тимофеев слову «язык» изо всех сил сопротивлялся.

— Оперу лучше слушать на языке, который ты не понимаешь, чтобы не превращать музыку в язык, — настаивал он.

У участников был свой взгляд на каждый из озвученных вопросов, как и полагается для дискуссии. Но если считать дискуссию соревнованием, то мне кажется, что выиграла ее Черниговская с ее талантом влюблять в себя. А психофизиолог, один из самых известных экспертов по исследованиям мозга в России, Александр Каплан миролюбиво это допустил.

Татьяна Черниговская — особый феномен. Не только благодаря широким научным знаниям, которые она «несет в народ», но и из-за свободы, веселости, смелости, в том числе смелости ошибаться, говорить о себе, делиться личным, проявлять эмоции, ставить под сомнение казалось бы такие незыблемые вещи, как теория Дарвина и вообще все подряд.

Лектор (как и интеллект) — это не сумма знаний, это сумма знаний плюс умение их применить, подать в захватывающей «личной» форме.

— Я что-то не то говорю? — спрашивает Черниговская у ведущего дискуссию.
— Вы сразу взяли быка за рога! Я ведь только спросил...
— Я по-другому не умею.

А все эти вопросы, которые она формулирует и кидает в зал: нате, разбирайтесь, думайте сами, может, до чего додумаетесь! И кстати, вовсе не исключает, что мы сможем предложить свою версию по поводу того, куда девается абсолютный слух, с которым рождаются все дети.

Назвала хитмейкера от науки Стивена Пинкера неумным (повторила несколько раз + «и пусть он к нам не приходит») за то, что он сравнил музыку с чизкейком, то есть назвал десертом при обязательной еде, в качестве которой выступает речь, чем-то необязательным... Между делом уронила, что «вчера ночью прочла книгу Оливера Сакса «Музыкофилия».

Боже мой, когда я могла прочесть книгу за ночь?

Черниговская смеется, выдвигает рискованные предположения, одинаково ярко реагирует на то, что происходит в зале здесь и сейчас, и на то, что написано в научных и околонаучных работах, на сцене Мариинского театра, в тексте Пруста.

Черниговская спорит, хулиганит, сыплет научными фактами, приводит простые человеческие примеры из жизни, в том числе из собственной. И спокойно может признаться, что «тут я ошиблась. Я вообще часто ошибаюсь».

Татьяна Владимировна, браво!

И браво всем, кого еще интересует умозрительное. Тем, кто пытается разобраться в сложном, не всегда прикладном и очевидно-ПОЛЕЗНОМ. Тем, кто заглядывает в себя и хочет знать о себе больше подробностей.

У меня был любимый музыковед — Манашир Якубов, который посвятил годы и годы изучению музыкального наследия Шостаковича и изданию его произведений. Я имела наглость спросить его, для чего вообще нужны музыковеды. Оказалось, для — радости. Буквально.

Записала, что он сказал.

— Конечно, слушать музыку можно и бессознательно: воспринимать, переживать, подчиняться эмоциям, которые она дарит. Но знакомство с контекстами — музыкальным, историческим, биографическим обогащает этот процесс, делает его осмысленным и интересным, превращает прослушивание в процесс более высокого, чем бессознательный, уровня.
Знакомство с подтекстами позволяет восхититься мастерством автора, осознать, насколько виртуозно он решил ту или иную тему, передал то или иное состояние, настроение, свое или целого поколения, целого исторического отрезка в жизни страны. Наконец, позволяет в полной мере оценить, насколько совершенно его творение! Это ведь повод для подлинно-радостного переживания. Разве поводы для радости бывают лишними?

«Оставлю тут» мысли, которые я отложила себе для обдумывания с удовольствием с дискуссии в зале Чайковского.

От Александра Каплана:

Человек — существо игручее. Играющее в прятки и прогнозы.

Музыка — единственный способ держать в себе организованный звуковой мир. Это важно, потому что зрительный мир сам по себе организован, а в звуковом само по себе не организовано ничего.

Каждый язык — это новый мир, новое обозначение внешних объектов. Если вы владеете несколькими языками — вы живете в нескольких мирах одновременно. А музыка — это еще один огромный мир. Пожилой человек неизбежно теряет когнитивные способности, но они буду сохраняться тем дольше, чем больше миров, а значит — опор у него в голове.

Пуанкаре выбирал для обдумывания ту идею, которая больше нравилась ему с эстетической точки зрения и от которой он получал удовольствие.

От Ярослава Тимофеева:

Музыка — это звуковые волны, которые человек слушает ради удовольствия, а не ради пользы.

И последнее в пользу музыки, «от Черниговской»:

Есть экспериментальные работы, подтверждающие, что люди, которые занимались музыкой в детстве, независимо от результата, независимо, стали они музыкантами или нет, занимались ли музыкой позже или нет — они на годы отодвигают риск заболеть Альцгеймером.

В «Прямой речи» дискуссию этого уникального формата и состава обещали повторить и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Ведь множество вопросов, в том числе, вопросов от умных зрителей, в тот вечер остались без обсуждения.

Поделиться: